... по пути в Кремль я думал только одно: сейчас войду в кабинет Сталина, увижу его, он будет со мной разговаривать. Сталин стоял посреди комнаты в костюме, всем известном по портретам.
— Так вот он какой, Ковпак! — сказал товарищ Ворошилов.
Сталин улыбнулся. Он пожал мне руку, поздоровался со всеми и предложил сесть. Я думал, что приём будет очень короткий — ведь какое тяжёлое время. Но Сталин не торопился начинать деловой разговор, расспрашивал о наших семьях, поддерживаем ли мы с ними связь и как. Он обращался то к одному, то к другому. Обратится ко мне, и у меня такое чувство, как будто Сталин взял меня тихонечко за руку и приблизил к себе. У всех, вероятно, было такое чувство, все пришли в себя, успокоились. Сталин, очевидно, заметил это и начал разговор о партизанских делах. На некоторых вопросах товарищ Сталин останавливал наше внимание, другие задавал попутно, мимоходом. На вопрос Сталина как мы вооружены, обмундированы, какой у нас источник пополнения вооружения и боеприпасов, я ответил:
— Один источник, товарищ Сталин, — за счёт противника, трофеи.
— Ничего, — сказал Сталин, — теперь мы поможем отечественным вооружением.
Отвечая на вопросы Сталина, мне вдруг показалось, что то, о чём я говорю, ему хорошо известно, что он спрашивает меня не для того, чтобы получить от меня какие-нибудь сведения, — у него их достаточно, — а чтобы навести меня на какую-то мысль, помочь мне самому что-то уяснить. Только потом я понял, к каким выводам он всё время незаметно подталкивал меня, и поразился, до чего же это просто, ясно.
После того как я ответил на ряд вопросов, Сталин спросил, почему наш отряд стал рейдирующим. Я рассказал о тех выгодах маневренных действий, в которых мы убедились на своём опыте борьбы на Сумщине. Выслушав это, Сталин задал мне неожиданный вопрос: если всё это так, то не можем ли мы совершить рейд на правый берег Днепра. Ответить сразу я не мог.
— Подумайте, — сказал Сталин и обратился с каким-то вопросом к другому.
О выходе на Правобережную Украину у нас никогда не заходило речи. Мы не смели и мечтать об этом. Сначала мы не выходили из пределов района, потом рейдировали уже по всей северной части Сумской области, а теперь мы вышли уже и из пределов Сумщины. Так что ничего неожиданного в предложении товарища Сталина нет. Просто он сделал из нашего опыта выводы, которых мы сами не смогли сделать, направляет нас туда, куда это сейчас, видимо, нужнее всего. Сталин, разговаривавший в это время с другим, взглянул на меня, сразу, должно быть, по моему виду понял, что я могу уже ответить, жду когда он обратиться ко мне. Меня поразило, когда он вдруг повернувшись ко мне сказал:
— Пожалуйста, я слушаю вас, товарищ Ковпак.
— Я думаю, товарищ Сталин, - сказал я, - что выйти на правый берег Днепра, мы можем. 
— А что вам нужно для этого? – спросил Сталин. 
Я ответил, что больше всего нам нужны будут пушки, автоматы, противотанковые ружья.
— Всё будет, — сказал Сталин и приказал мне тут же составить заявку на всё, что требуется для рейда на Правобережье.
Я написал заявку и потом подсчитал количество самолёто-вылетов, необходимых для того, чтобы перебросить всё, что я прошу, и ужаснулся — цифра мне показалась огромной. Разве можно сейчас просить столько, — подумал я и переписал свою заявку, сильно урезав её. Взглянув на поданную мной бумажку, Сталин спросил:
— Разве это вас обеспечит?
А когда я сказал, что не решился просить большего, Сталин вернул мне заявку и приказал составить заново.
— Мы можем дать всё, что нужно, — сказал он.
Пересоставляя заявку, я подумал, что было бы очень хорошо получить для бойцов сапоги, но решил, что это будет уже чересчур, и вместо сапог попросил ботинки. Сталин, прочитав новую заявку, тотчас вычеркнул ботинки. Но не успел я выругать себя, как над зачёркнутым словом «ботинки» рукой Сталина было написано «сапоги».
На прощание, напутствуя нас, товарищ Сталин, сказал:
— Главное, товарищи, крепче держите связь с народом, — и, улыбнувшись, провёл рукой, показал на всех нас, сидящих у стола: — Пока вы наш второй фронт.