В полночь наша страна бодрствует. Те, кто уснул после трудового дня, просыпаются. В эфире несется голос, подводящий итоги боевого дня Красной Армии.

«Слушайте, говорит Москва.

Передаем «В последний час».

Можно ли выразить словами то, что переживает каждый из нас в эти минуты. У каждого из нас были в жизни свои маленькие радости, но они бледнеют, меркнут перед этой огромной, безмерной радостью. Слушает Москву в далеком Ташкенте эвакуированная с детьми жена командира. Детишки жмутся к матери. Глаза их лучатся неописуемой радостью. Слушает Москву в Магнитогорске старик-металлург, озаренный пламенем мартеновской печи, и с новой силой ворочает горящую лаву металла. Крепко кипит и спорится работа на заводах после «последнего часа». Летят радостные вести из избы в избу в колхозных селениях:

«Наши заняли Миллерово, Каменск.

Ленинград освобожден от блокады.

Красная Армия бьет врага на Воронежском фронте».

Слушают Москву в лесах партизаны и под утро беспощадно бьют разнежившегося в натопленных избах сонного врага. Слушают Москву бойцы на фронте, ярче сверкают их глаза и крепче сжимает рука винтовку. Шопотом передают московские вести друг другу жители Ростова, наблюдая за нервничающий фашистской немчурой. Вся страна следит за тобой, товарищ боец. Гордящаяся тобой родина благословляет тебя. Ты идешь вперед, согретый всенародной любовью, окруженный лаской всех детей и матерей нашей страны.

Но еще много преград на твоем победном пути, товарищ боец. Фашистский зверь не хочет оставить русской земли. Еще огрызается он. Не вышло дело у него с легкой наживой и легкой победой, как обещал Гитлер. Гитлеровский выродок хотел такой войны, как во Франции, но не такой, как в России. Он хотел подобно сутенерам жить за чужой счет, пить чужое шампанское и жрать чужой шоколад, слать награбленные сукна, шелка и чулки алчной, как волчица, супруге, неизменно повторявшей в своих «трогательных» письмах два слова «шли и давай».

Но в России дело повернулось иначе. Русские воевали по-настоящему, а не играли в поддавки, как французские генералы. На Западе укрепленные линии Мажино, строившиеся годами, валились сами в руки, а в Советском Союзе повернутый спиной к Волге город сопротивлялся так, как ни одна крепость в мире.